Небо за стёклами [сборник] - Аркадий Миронович Минчковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она еще раз кивнула ему и, повернувшись, побежала на третий этаж. Взлетев на свою площадку, посмотрела вниз. Его не было видно. Отворив дверь и придерживая ее, негромко крикнула:
— Вадим, порядок!
— Ага! — гулко прозвучало снизу.
Потом проскрежетала пружина, и двери на улицу захлопнулись. Она вошла в квартиру.
Нашла выключатель и первое, что сделала, — взглянула на себя в зеркало и вслух сказала: «Ничего».
Сняла пальто. Повесила на плечики и вошла в комнату. Светлели прямоугольники окон. Резкие тени ломались на сгибе меж стеной и потолком. Занавеска не была задернута. Валя подошла, чтобы прикрыть ее. Невольно она заглянула через окно вниз. На противоположной стороне, освещенной фонарем, одиноко стоял Вадим. Он смотрел на ее окна. Валя хотела включить электричество и дать ему знак, чтобы немедленно уходил. Но не стала этого делать, а, не зажигая огня, пошла на кухню. Решила поставить чайник на огонь. Удивительно, но спать совсем не хотелось. Едва успела наполнить чайник, снова потянуло к окну, в комнату. Пошла туда и увидела — Вадим все стоял на улице, на том же месте.
Что это он? В эту минуту Вадим снова посмотрел на ее окно, поправил воротник, сунул руки в карманы. Кажется, собрался уходить. Но куда же в такой час? Не раздумывая, она кинулась в переднюю, выскочила на площадку и бегом вниз по лестнице.
— Вадим!
Он даже не вздрогнул, смотрел на нее, будто знал, что его позовут. Оторвался от своего места и, улыбаясь, пошел напрямик, пересекая пустынную улицу.
— Сумасшедший, что ты делаешь! — теперь она почему-то зашептала. — Идем. Там двери отворены.
Наверное, все так и должно было быть. Ей все равно бы от этого никуда не уйти.
Суждено ей это было, суждено. Так, кажется, говорили прежде, а, какая разница!
Он сидел напротив нее за столом в их чистой кухоньке.
— У нас есть «старка», хочешь? Осталась с Нового года.
— Конечно, с тобой…
Принесла из комнаты разлинованный золотыми полосками графинчик и такие же две стопочки.
Валя сделала бутерброды с колбасой. Налила Вадиму чаю. Вадим попробовал «старки» и сразу же запил чаем.
— Здорово! Грог.
— Ешь. — Валя пододвинула тарелку с бутербродами.
Но его не надо было просить. Он ел с удовольствием. Еще бы, потерял столько сил.
— А боксеры пьют? — спросила Валя.
— В общем-то, не рекомендуется. Но сегодня можно. И потом, какой я боксер… Так, от нечего делать. Я больше техникой болею. Мечтаю куда-нибудь на Каму или еще подальше.
— Все-таки хорошо быть сильным. Всегда за себя постоять можно. Никто тебе не страшен.
— Возможно, но чтобы уж никто…
— Вот если бы к нам кто-нибудь пристал на улице…
— Смотря по обстоятельствам. Я драться не люблю. Никогда не дрался.
— Ха! Смешно. Ну а если бы напали хулиганы?
— Ну, если бы напали, тогда…
Как ей нравилось, что он такой. С Вадимом было ничего, ничего не страшно.
Потом они сидели рядом на диване в комнате. Зажжен был только ночник под зеленым колпачком. Вадим ждал часа, когда начнут ходить трамваи.
Молчали. Им было хорошо и молчать. Валина голова сама по себе склонилась на плечо Вадима. Ей казалось — они были знакомы так давно.
В коридоре горел забытый свет. Валя поднялась, сказала:
— Я сейчас… Загашу, что зря…
Вернулась. Вадим протянул руку, взял Валины пальцы, потянул ее к себе и обнял за талию. На его лицо падал свет. Она видела широко открытые глаза, ласковые в нежные… Такие, что лучше бы в них не смотреть. Откинула ему волосы со лба и увидела на виске ссадину.
— Что это?!
— Пустяки. Бабасюк отшлифовал. Прическа помогла. Если бы рефери заметил, мог бы и остановить бой.
— Больно? Надо смазать.
— Ерунда. Заживет.
— Бедный…
Она наклонилась к нему и прижалась губами к больному месту. Он приподнял голову. Валины губы сами встретились с губами Вадима.
Кажется, они совсем не спали. Слышалось, по проспекту, вдали, пошли первые трамваи.
Наконец Вадим задремал, и она ускользнула с дивана. Когда вернулась, он сидел в майке и брюках, встретил ее стеснительной улыбкой.
— Надо идти, — сказал Вадим. — Мама, наверно, с ума сходит, куда я пропал…
И тогда она впервые подумала о том, что ничего, совершенно ничего не знает о нем. Ей и не приходило в голову, что у него есть семья — мать и, наверно, отец. Еще четверть часа назад Вадим принадлежал лишь ей, ей одной на всем свете.
Надевая на руку часы, он взглянул на них.
— Может быть, еще успею домой…
Ей казалось, он уже не думал о ней. Его занимало другое, но, когда расставались, снова с силой потянул ее к себе, выронив портфель, стиснул в объятиях и стал гладить по волосам, лицу, шее, покрывая их поцелуями.
Вадим ушел, осторожно отворив двери на лестницу и стараясь не шуметь. Нужно было спешить и Вале. Проходя мимо зеркала, она взглянула на себя и именно в ту минуту впервые поняла, что уже никогда не вернется к ней то, что ушло навсегда. Поняла и нисколько о том не пожалела.
Девчата с работы будто бы ничего в ней не заметила необычного. Приближался конец месяца. Шла горячка. Трудились, не отрываясь от машин. Было не до нее. И она, словно не зная усталости, работала старательно и споро, не поднимая головы от шитья, сама удивляясь тому, как умудрилась ничего не запороть, потому что вместо раскроенной шотландки видела перед собой Вадима, его спутанные волосы на лбу и кроткую сонную улыбку, когда он устало задремал рядом с ней.
С той ночи и началось ее счастье.
2
Тихо было в палате. Женщины отдыхали на своих койках. Кое-кто спал или дремал, думая о своем. Валя лежала лицом к стене. Услышала, как в другом конце комнаты отворилась дверь и раздался приглушенный голос пожилой сестры:
— Вот та, Вера Акимовна, в углу. Совсем молоденькая. Ну скажи пожалуйста…
— Хорошо, хорошо, — прерывая старуху, зазвучал другой голос мягко и так тихо, что Валя едва услышала. — Приду минут через десять. Вы не трогайте ее…
— Да мне как скажете. Есть же такие… — уже не таясь, продолжала сестра.
Снова чуть проскрипела и затворилась дверь. Голоса смолкли.
А Валя заметалась по койке. Путалась простыня в ногах. Неудобной, твердой и теплой казалась подушка.
Значит, не все, не все еще! Сейчас начнут ее терзать снова. Что им надо?.. Зачем им это? Смешно — ее надеются уговорить?.. Ведь просила, умоляла избавить ее от родов. Не помогли,
